Испытал в глубоком детстве
Я удар землетрясенья:
Словно близко где в соседстве
Шло подземное волненье;
Шло и глухо назревало
И таилося недаром:
Тихим грохотом ставало,
Стало тягостным ударом.
Вся земля поколебалась
И кресты упали с храмов.
Сотрясенье повторялось
Утомительно упрямо,
И за щелью щель на стенах
Раздвигалася с размаха…
Гнулись мальчика колена
От волненья, не от страха…
Позже, в юношестве жгучем
Я иные знал удары:
Сотрясеньем неминучим
Дерзкой мысли злые чары
В глубине души свободной
Безвозвратно открывали
В мраке жизни всенародной
Света полные печали;
И, подкопаны упрямо
Темным трепетом сомненья,
Пали вдруг с душевных храмов
И кресты и украшенья;
И рвались оковы плена
Мысли пламенной и гордой…
Не сгибалися колена,
И уста сжимались твердо…
И иные знал удары
Я и в юности и ныне:
Расцветали песен чары,
Как цветы в немой пустыне;
В сердце, жаждущем участья,
Были песнями – молитвы…
Грезы, дышащие страстью,
Как мечи во время битвы,
Сотрясались и горели
Звали к смерти и победам…
Как в стенах разбитых щели –
Сердца раны, след за следом,
Оставляли знаки плена,
Знаки рук жестоко милых…
Гнулись трепетно колена,
Гасла гордость, гасли силы…
О, страна землетрясений!
Видно сын я твой не даром:
Я люблю моих мучений
Пламя с блеском и угаром;
Я люблю в них ожиданье
Грозной бури в вихре малом…
Ты, мой край, – гласит преданье, –
Кончишь дни свои провалом,
И, ударами встревожен,
Над тобой Байкал сомкнется…
Но, – гласит преданье то же –
Только буря соберется,
С ней в борьбу Байкал вступает,
И в борьбе лишь, в грозном споре –
Все, что мертво, – извергает
Из себя Святое море.
1884