Режим чтения

Таёжные караульщики

Заморские гости

Вскоре телеграмма стала известна в Африке: всем слонам, слонявшимся без дела; всем бегемотам, лежавшим в болотах; всем жирафам и жирафшам, лениво и грустно жевавшим; прочему зверю помельче, убегавшему от ружейной картечи, — всему животному миру от озера Чад до Алжира.

На большую поляну, в центре Африки, вышел Главный слон, поднял хобот и протрубил:

— Все сюда! Все сюда!

Было жарко, скучно, аппетита никакого, поэтому звери со всех ног кинулись к большой поляне, надеясь развлечься. Главный слон обратился к ним с речью:

– Друзья мои! Пришла телеграмма из далекой Сибири. Девочка Алена и мальчик Сашка Деревяшкин мечтают о зоопарке...

Одну минуту, простите. Эй, ягуар! Оставь в покое антилопу. Как тебе не стыдно! Ты же сыт на три недели вперед. Друзья мои! Предлагаю пока не есть друг друга, не кусать, не царапать – нам предстоит принять серьезное решение.

Итак, девочка Алена и мальчик Сашка Деревяшкин мечтают о постоянном зоопарке в их городе. Я подумал, подумал и вот что придумал: нас рано или поздно всех перебьют, переловят, увезут в разные концы света. Мы все равно покинем Африку. Не лучше ли, друзья мои, самим устроить свою судьбу, а не дожи¬даться горькой невольнической участи? Давайте соберем пожитки, погрузим их на плот и поплывем в Сибирь. Там о нас мечта¬ют, а значит, жизнь будет сытая и спокойная...

Так говорил Главный слон. Слушая его, звери сначала помрачнели: было ужасно представить, как их ловят сетями, ста¬вят на них капканы, прячут в железные клетки и везут бог знает куда, на край света; но потом оживились и повеселели: в са¬мом деле, как заманчиво сесть на плот и уплыть в неведомую Сибирь, по собственной воле, подобру-поздорову.

И когда Главный слои умолк, раздался дружный крик:

— В Сибирь, в Сибирь! В серебряную ширь!

Начали строить плот: слоны таскали громадные толстые

бревна, обезьяны перевязывали их лианами, дикообразы шили парус из пальмовых листьев.

И вот плот потихоньку закачался у берега. На него спрыгнули два

самых тяжелых бегемота и стали кататься по бревнам, прыгать, топать — проверяли плот на прочность. Бревна выдержали, лианы не порвались — можно плыть.

По старинному обычаю звери присели на дорожку — кто на пенек, кто просто на траву, обезьяны замерли на ветвях деревьев. Помолчали. Первым встал Главный слон и сказал:

— С богом! Тронулись!

Быстро погрузились на плот, специальными петлями укрепили парус между шеями двух молодых, сильных жирафов, и тотчас же подул попутный ветерок. Он высушил прощальные слезы на звериных мордах и погнал плот в открытый океан.

— Прощай, Африка! Прощай, родная земля! — кричали зве¬ри и махали белыми платочками пустому, желтому берегу.

Не уехал один лишь ленивец, потому что спал на дереве и не видел, как плот отчаливал.

Главный слон, набрав в легкие побольше воздуха, протрубил прощальную речь:

— Все! Точка! Баста! Поплыли мы. По морям, по волнам — нынче, здесь, завтра — там. Будь здорова, Африка!

В это время проснулся ленивец, протер глаза и заплакал: он остался один одинешенек на все джунгли.

Много дней и ночей плыл звериный корабль. Плавание протекало

спокойно, при резвом попутном ветерке, при обильном радостном

солнце. Днем звери играли в чехарду, ловили рыбу, ночами пели песни и рассказывали друг другу истории, одну интереснее другой. Настроение у всех было превосходное.

Иногда плот обгоняли океанские корабли, а иногда попадались

навстречу. Пассажиры на палубах и матросы обычно курили папиросы, но увидев зверей посреди океана, немедленно выбрасывали окурки за борт и протирали глаза, не снится ли им плавучий зоопарк?

— Эй, звери добрые! Далеко ли собрались? – кричали с кораблей.

— В Сибирь. Куда же еще, – с достоинством отвечал Главный слон.

— Что делать там собираетесь?

— Жить – поживать, да добра наживать.

— Там же холодно! Замерзнете, околеете. Опомнитесь, звери!

Ничего, перезимуем! — сердито отвечал Главный слон.

– Все! Прием окончен. Счастливого плавания!

Встречи в океане дурно действовали на некоторых впечатлительных зверей, например, на антилоп, на коз, на зебр.

Они принимались нервничать, паниковать, носились по плоту, сломя голову и рискуя свалиться в воду, потели со страху и безудержно икали. Главный слон не знал, куда деваться от их назойливых расспросов:

— Как это замерзнем?

— Как это околеем?

— Что такое «холодно»?

Главный слон чесал хоботом в затылке и устало говорил:

— А я откуда знаю? Вот пристали тоже! Будто я там был!

Лев, измученный морской болезнью, не евший и не пивший ровно десять дней, мрачно заметил:

— Возможно, «околеете» – какое-нибудь сибирское чудови¬ще. Но я готов сражаться с сотней «околеете» – только бы ступить на твердую землю.

Весело и оглушительно запричитали попугаи:

— Околеем, околеем, а потом повеселеем!

Главный слон цыкнул на них и посадил на спину мартышку, которая давно уже порывалась что-то сказать, но ей все не да¬вали. Она с трудом отвернула слоновье ухо и, пронзительно пища, зашептала:

— И вспомнила, вспомнила! Моя мама была путешественни¬ца, она посетила все зоопарки мира! Но у нее был очень неужив¬чивый характер, попросту говоря, моя мама была очень вредная мартышка, и даже мы, ее дети, понимали это. Она всех директо¬ров зоопарка кусала за нос, и ее тотчас же отправляли на роди¬ну. И нас она все время кусала и била плетками из лиан. Но де¬ло прошлое, как говорим мы, мартышки. Кто старое помянет, тому глаз в сон.

Главный слон неожиданно визгливо рассмеялся, ухватил хо¬ботом мартышку за шиворот и потыкал ею в огромное волосатое ухо.

— Все ухо исщекотала своим писком. Потише верещи, это тебе не джунгли, – он снова посадил мартышку на спину. Мар¬тышка огладилась, оправилась от испуга. Пальчиком погрозила слоновьему затылку и, как ни в чем не бывало, пронзительно пища, зашептала:

– Так вот. Моя мама, когда была в хорошем настроении, рассказывала, где что видела. Ну, и конечно, где что слышала. Как сейчас помню, она говорила однажды: «околеем» на человеческом языке значит – «умрем», люди этим словом называют звериную смерть. Моя мама добавляла при этом, что своими глазами видела...

Главный слон сбросил мартышку со спины.

— Болтунья, балаболка зловредная! – гневно затрубил слон. – Не слушайте ее, звери добрые! Я хорошо знал ее мать, им одному слову нельзя было верить.

Тут подал голос старый, облезлый, грустный павиан.

– Из-з-вините, что я з-заикаюсь. Я м-много жил и м-много видел. С-смею уверить в-вас, что в чужой стране – чужая г-гра-мота. Г-главное, з-знать г-грамоту. К сожалению, я з-знаю только несколько букв из-з нескольких языков. А в С-сибири нам может пригодиться буква «Мэ». С-с вашего позволения, дорогой Слон, я покажу ее.

Главный слон понятия не имел, что такое «язык» или «буква» – он вырос без отца и без матери, работать пошел с двух нет и потому никогда и ничему не учился. Но у него был трезвый практический ум, который не противился новому, если это но¬вое не угрожало интересам Главного слона. Поэтому он разрешил павиану:

– Валяй.

Павиан показал и продолжил:

— С буквы «Мэ» н-начинается три з-замечательных слова: «МЯСО», «МОЛОКО», «МОРОЖЕНОЕ». Что такое «мясо» и «молоко», прекрасно знают все здесь плывущие. М-мороженое же – у-удивительная, восхитительная вещь, хотя я ее никогда не ел. Но по древним преданиям нашего рода, лучше м-мороже-ного нет ничего на свете. С-смею надеяться, что буква «Мэ» при¬годится нам в Сибири, вы уже будете знать, что просить и с какой буквы. М-может, м-мы, мы пробуем мороженого. Извините, забыл сказать: в Сибири слово «п-попробуем» говорят как «мы пробуем», павиан поклонился и замер в ожидании: что-то скажет Главный слон?

— Толково, старина, толково. Хвалю. – Главный слон в задумчивости покачал хоботом. – Котелок у тебя варит, ничего не скажешь. Да – ...Мне бы грамотешки побольше, горы бы свернул... Но, Павиаша, все одно – не забывайся, – Главный слон хлопнул павиана хоботом по плечу, тот сморщился от боли, но тут же взял себя в руки и грустно улыбнулся.

Главный слон прищурился, напряг в раздумье мощный лоб, подумал, подумал и приказал:

— Всем запомнить букву «Мэ». Сам проверять буду. – Тяжело вздохнул, особо обращаясь к своему сыну, слоненку Пуа.

— Учись, мой сын. Наука избавляет от глупостей быстроте кущей жизни.

Так и плыли: запоминали букву «Мэ», изредка играли в чехарду, заучивали песни, залетевшие на плот со встречных кораблей:

Ты, морьяк, калоший сам собою,

Тебе, морьяк, от рогу двадцать лет...

По морям, по волнам,

Ужин здесь,

Завтрак там.

По морям, морям, морям, морям,

Эх, буква «МЭ», эх буква «НЯМ»!

За время путешествия на плоту появились два новых пассажи¬ра, два жирафленка, увидевшие свет недалеко от берегов Сиби¬ри. Они очень походили на свою маму жирафиху и на папу жи¬рафа – такие же длинношеии, такие же пятнистые, с такими же черными, грустными глазищами. На зверином совете под председательством Главного слона жирафлят окрестили и дали им имена. Одного назвали крошкой Сиб, другого – крошкой Ирь. Мама жирафиха часто теряла их и бегала по плоту, испу¬ганно звала:

— Ау, крошка Сиб! Ау, крошка Ирь! Куда же вы пропали? Ау, Сиб, Ирь! Немедленно домой!

Однажды мама жирафлиха вот так же искала жирафлят, звала их: «Сиб, Ирь, Сиб, Ирь», а на горизонте появился зеленый холмистый берег. Мама жирафлиха первой увидела его и, забыв о жирафлятах, закричала:

– Вижу Сибирь! Вижу Сибирь!


Вячеслав Максимович Шугаев

Фотогалерея

23
25
13
6
4
22
9
7