Мелкие и холодные дождевые капли, гонимые сильным
осенним ветром, стремительно проносились над поверхностью Славного моря. Они с
размаху влетали в его тёмные волны, мгновенно растворяясь и становясь частью
огромного водного пространства. Тяжёлыми от этого становились волны. С трудом
вздымались они из пучины и, лениво подгоняя друг друга, неторопливо
устремлялись к берегу. Неприветлив нынче октябрьский Байкал, чёрно и ночное
небо над ним. Ни один огонёк не оживит невидимый тёмный горизонт – в такую
погоду капитаны предпочитают ставить свои суда на прикол.
Кажется, что эти холодные волны пусты и безжизненны так же,
как и пространство над водной поверхностью. И действительно, всё живое
постаралось скрыться в спокойных глубинах озера. Где-то там, на дне, среди
покрытых водорослями камней и ветвистых зелёных губок, перебирают лапками
рачки-гаммариусы, дремлют большеголовые цветные бычки, лениво шевелят жабрами
серебристые омули, чуть покачиваются в водной толще крутобокие жирные сиги.
Только рыбке Голомянке не сидится на месте. Из полукилометровой глубины
плывёт она к поверхности, без устали работая своими широкими полупрозрачными
грудными плавниками и сильным хвостом.
– Куда ты, Голомянка, ведь там темно и волны? – сонно спросил её
молодой Омулёк, дремавший вместе со стайкой своих собратьев.
Голомянка промолчала. Вместо неё молодому Омульку ответил старый
крупный омуль.
– Не спрашивай её. Она знает, что делает.
– Интересно, – проснулся молодой. – Она знает, а я – не
знаю. Придётся сплавать и посмотреть. Чем можно заниматься у поверхности озера
ночью, да ещё в такую погоду?
Он махнул хвостом и отправился вслед за розовой рыбкой,
сгорая от любопытства. По всему было видно, что Голомянку ждёт весьма важное
дело. Она рывками двигалась вперёд, не обращая внимания на своего
преследователя.
Чем выше поднималась рыбка, тем сильнее вода качала её. Но
Голомянка не желала возвращаться. Покрутившись немного почти у поверхности, она
остановилась и вдруг – о чудо! Рядом с ней появилось крошечное создание. Потом
ещё и ещё! Множество мелких личинок живым облачком окружило Голомянку. Все они
покачивались вместе с волнами.
– Что это? – удивился Омулёк. – Голомянка, откуда взялись
эти существа?
– Это мои дети, – устало ответила Голомянка.
– Дети? – вытаращил и без того круглые глаза Омулёк. – Ну ты
даёшь, Голомянка! А у нас, омулей, дети сначала выглядят как икра.
– Мы, голомянки, – единственные живородящие рыбы в Байкале, –
утомлённо сказала Голомянка.
– Чудно как-то! – продолжал удивляться Омулёк. – А зачем же
тебе плыть сюда, на поверхность? Родила бы их там, у себя в глубине, в тишине и
покое.
– Глупый ты ещё, Омулёк, – сказала Голомянка. – Там, где я
живу, действительно тишина и покой, но совсем нет еды для моих малышей. А ведь
им необходимо хорошо питаться, чтобы вырасти такими же красивыми и жирными, как
я. Тебе и самому прекрасно известно, что крохотные рачки по имени эпишура,
главная пища подрастающих голомянок, живут только у поверхности озера. Для них
здесь светлее, и теплее, и гораздо проще добыть пропитание.
– А для чего твоим детям и тебе, Голомянка, быть жирными? – не
отставал Омулёк.
– А для того, чтобы можно было легко плавать в водной толще. У
нас, голомянок, нет плавательного пузыря и, не имея жира в своём теле, я лежала
бы на дне подобно многим другим байкальским бычкам. А с жиром, который, как
известно, легче воды, и прекрасными крылоподобными плавниками, я чувствую себя
в воде, будто чайка в небе.
Тут в просвете между тучами появилась полная золотистая
луна, и Голомянка вдруг сделалась перламутровой.
– Ой! – снова удивился Омулёк, – какая ты… волшебная! А как
было бы здорово, если бы солнце посветило на тебя!
– О нет! Только не солнце! – испугалась Голомянка. – Его
тёплые лучи – мои злейшие враги! Они смертельны для меня. Именно поэтому я
предпочитаю плавать к поверхности только ночью или в очень непогожие дни. Мне и
сейчас нехорошо, вода здесь теплее, чем в глубине. Прощай, Омулёк! Я и так
слишком долго разговариваю с тобой.
И Голомянка, махнув своими чудесными прозрачными плавниками, устремилась
вниз.
А Омулёк вдруг почувствовал, что очень проголодался. Врождённый
инстинкт заставил его броситься вперёд и проглотить одну из только что
появившихся на свет личинок голомянки. Но это не насытило его, поэтому Омулёк
продолжал своё разбойничье дело до самого рассвета.
Когда холодное солнце осветило покрытые снегом байкальские хребты, он
спустился вниз, в свою стойку и задремал. Старый омуль взглянул на него
раздувшееся брюшко и понимающе шевельнул жабрами.
А Голомянка по ночам иногда поднималась из глубин и замечала
стайку серебристых омулей, в которой был и её незнакомец. Он вырос, поумнел и
больше не приставал к розовой рыбке с расспросами. Хотя, возможно, Омульку
просто стыдно от того, что уж очень по вкусу ему пришлось Голомянкино потомство