МОЯ МАМА
Мы втроём – Санька, Вовка и я, собрались пойти в лес собирать сосновые шишки. Ежегодно школьное лесничество получало задание собирать их на семена для лесного питомника. В нём выращивали сосёнки, и потом пересаживали в тайге там, где лесорубы валили деревья.
Наш вожатый Витя сказал, чтобы каждый собрал по одному килограмму шишек. Тогда выполним план класса. Таких планов в школе было много. То бегали по домам и выпрашивали старые газеты и ненужные книги – шёл сбор макулатуры. То собирали металлолом. Нам такие дела нравились. Было здорово приволочь на санках чугунную батарею из поселкового гаража и сразу перевыполнить задание. Однажды Вовка умудрился притащить какую-то большую железку из механического цеха. Так за ним заведующий гаражом потом весь день гонялся, а Витя чуть Вовку из пионеров не выгнал. Оказалось, что железка – очень важная деталь от трактора!
Шишки собирать нам особенно нравилось. Снег по опушкам уже сошёл. Можно поискать прошлогоднюю сладкую бруснику. Подснежников насобирать. Красивый букет сделать из багульника: мама со Светкой будут очень рады. А хорошо просто поваляться на солнце. Воздух в лесу очень вкусный! Пахнет молодым мхом, сосновой нагретой смолой. Каждая травинка пахнет по-особенному. И небо! Такое голубое небо бывает только весной. Когда нет ни одного облака, солнце ещё не жарит как летом, и огромная синь над головой!
Просто замечательно! Сосны уже выбросили тугие шишки. Их нужно просто срывать и класть в мешок. По соснам можно, конечно, лазать. Но так испачкаешься смолой, что ни рук не отмоешь, ни телогрейку не отстираешь. Поэтому мы делали приспособление: длинную палку расщепляли на конце. В расщелинку колышек вбивали, и получалось вроде вилки. Этой вилкой зацепляешь шишку за корешок, поворачиваешь, и она обрывается. Три-четыре часа работы, и у каждого мешочек полный. Можно заниматься своими делами. Бурундуков гонять или сорок. За сойками погоняться. Они далеко не улетают. Красивые птицы. Но самое интересное, смотреть как суетится поползень. Это такая птица, которая по дереву может вниз головой ходить! Потешно! Поползень собирает всё подряд. Не только личинок под корой.
Однажды в походе мы с пацанами поесть решили. Хлеба нарезали, помидоров достали, стеклянную банку с маргарином открыли. Выложили всё на пеньке. Сидим, бутерброды делаем. Тут поползень прилетел. Нас не забоялся. Мы замерли, а он давай вокруг летать. Потом увидел банку с маргарином, сначала сел на край банки, а потом спрыгнул прямо в неё и стал набирать в клюв маргарин. Тут Саня взял крышку от банки и закрыл её! Птичка ошалела от страха, и у неё случился конфуз: поползень нагадил прямо в маргарин!
Вовка чуть Санюру не пришиб! Столько маргарина испортить! Хотя причём тут Санька? Со страху не только птица может оконфузиться. Недаром поговорка есть про «медвежью болезнь». Прошлым летом сами видели следы этой «болезни».
Пошли мы с мамой, Вовкой и Саней за малиной. Вверх по Колотовке есть такие заросли малиновые, где всем посёлком можно ягоду собирать. Надо только за Динамитку километра три пройти, потом взобраться по косогору на голец и спуститься в следующий распадок. И там – малиновый рай. Вот и шли мы по кустам колючим, да в котелки малину щипали: одну ягодку в котелок, четыре в рот, четыре ягодки в рот, одну в котелок. Мама над нами добродушно подтрунивала, а сама так ловко собирала ягодку за ягодкой да всё в ведро. Оно у неё быстро наполнялось. А у нас всё донышки видно было. Это ж какую силу воли надо иметь, чтобы ягоду не есть? Она такая пахучая, такая вкусная! Её нужно есть немедленно с куста. Потом, в ведре или коробе, она уже не тот вкус имеет.
Собирали ягоду молча. Да и как иначе, если рот вкуснятиной занят? Разве тут до разговоров. И поэтому хруст валежника услышали все и сразу. Первой среагировала мама. Она внезапно побледнела, резко подняла руку и показала нам, чтобы мы молчали. Как будто мы что-то говорили. От этого жеста и оттого, что мама сильно насторожилась, нам стало не по себе. Где-то в районе живота всё похолодело. Стало страшно. А мама начала осторожно отходить от кустов малины и при этом жестами манила нас за собой. Мы тоже стали медленно отступать. И тут над кустами показалась морда … медведя!!!
Потом никто из нас не смог вспомнить: кто заорал первым! Но орали все! И так, как никогда и нигде мы больше не кричали. Кричала и мама. Махала руками на медведя, а потом вырвала у Саньки его котелок и стала бить котелком о ведро. Мы же, ничего не соображая от страха, забыв о маме, ломанулись сквозь кусты в бега. Ветки хлестали по лицам, мы не разбирали дороги, бежали, перепрыгивая через кусты, пробивались через ольховник, рвались к дороге на Динамитку: там могли быть машины, там могли быть люди. И только добежав до обочины дороги, я вспомнил о маме. И заплакал: мне подумалось, что медведь съел её. И я не спас маму. Ведь мы бросили её, струсили. Не останавливаясь на дороге, я развернулся, и, не глядя на Вовку и Саню, перепрыгнув снова кювет, рванул в тайгу, спасать маму. Не успев пробежать и нескольких метров, я с разбегу уткнулся головой во что-то мягкое. «Медведь»! – мелькнула мысль. – «Сейчас он и меня сожрёт»! Но «медведь» подхватил меня под мышки, приподнял, и обдал таким знакомым маминым запахом, что я снова мгновенно заплакал: это была моя мамочка, живая и невредимая!
Через мгновение возле нас оказались и Санюра с Вовкой. Они, оказывается, тоже рванули за мной, спасать мою маму.
– Ну, вы даёте! – воскликнула мама. – Насилу догнала! Вовка, а где твой сапог?!
Вовка действительно стоял в одном сапоге. Он и не заметил, где его потерял. Озадаченно почесав в затылке, Вовка задал вопрос:
– И чо теперь делать? Где его искать?
– Там где потерял, там и искать будем, – улыбаясь, сказала мама.
– Ну, уж на фиг! – заявил Санька. – Чтоб я туда пошёл?! Не-е-е-е! Там этих медведей видимо, не видимо!
– Не видимо, не видимо, – усмехнулась мама. – Идёмте, не бойтесь. Вам и котелки свои искать нужно.
Батюшки! У нас и котелков не оказалось! Куда что делось?! Мы и не заметили, как всё побросали, спасаясь от зверя. Но идти в логово к медведю?! Это уже перебор!
Мама решительно взяла меня за руку, вторую руку протянула Саньке:
– Идём, чего вы трусите?
– Кто трусит? Никто не трусит! – забожился Вовка и пристроился за мамой. – Пойдёмте, чо стоять?
Мы пошли. Оказалось, что малинник совсем не далеко от дороги. Это нам почудилось, что мы полдня спасались от медведя. Минута за час шла. Быстро мы нашли и Вовкин сапог – он в кусте ольхи застрял, и котелки отыскались. И вот они, заросли малины. И никакого медведя. Мы осторожно, вслед за мамой, обошли кусты и увидели, что за малинником словно трактор прошёл – кусты выломаны, деревца загнуты. Получается, это медведь от нас удирал?! Мы – в одну сторону, он – в другую, а мама посредине осталась! Тут мама показала на кучу, которую оставил испуганный зверь:
– Вот это и называется «медвежьей болезнью». Слышали, небось?
Мы согласно закивали головами, рассматривая бурую кучу. Слышали, конечно. Вон оно что! Бедный косолапый! Он так перепугался нашего ора и грохота маминого ведра, что с ним «беда» приключилась. И он с перепугу рванул от нас в тайгу.
– Саня! – заорал осмелевший Вовка. – А ты свои штаны проверял?!
– Свои посмотри! – одёрнула его мама. – Давайте-ка лучше до дому добираться. Не ровён час, мишка тоже надумает проверить нас. Я больше всего боялась, как бы это не мамочка с детишками были. Вот тут бы да…
И она замолчала. А я подумал… Что я подумал и так ясно: медведица своих детей защищает яростно и не щадит никого. И что могло случиться с нами и с мамой лучше не думать.
… Поползня мы выпустили – открыли банку, он и упорхнул. Добычу прятать. А маргарин почистили – не выбрасывать же почти полную банку?!
За шишками пошли в сосновый бор, что нависал над Витимом за самой окраиной посёлка. Берег реки тут был высокий и песчаный. И весь изрыт стрижиными гнёздами. Если издали смотреть, то гнёзда напоминают иллюминаторы у корабля: круглые и одно гнездо над другим, рядами. И тучи стрижей носятся над берегом, над водой. Словно соревнуются – кто красивее и быстрее пролетит. Нам всегда нравилось постоять по-над берегом и полюбоваться на эти полёты. Вот и сейчас мы замерли, любуясь стремительными движениями маленьких птиц. Но сегодня они летали как-то особенно кучно и особенно стремительно. Стрижи собирались в плотную стаю, дружно взмывали ввысь, потом острым клином обрушивались на дальний край песчаного обрыва. Проносились всей стаей почти над самой травой и снова уносились в небо. Чтобы через какое-то мгновение там перестроиться и вновь ринуться вниз.
Такой воздушной акробатики нам ещё не приходилось видеть.
– Чего это они? – спросил Вовка.
– А я знаю? – ответил Санюра. – Воздушный бой отрабатывают, – пошутил он.
И в самом деле, полёты походили на хорошо отрепетированный воздушный бой. Стрижи словно повиновались одному командиру, выстраивая свои ряды. Будто по единому приказу они совершали манёвры. И пикировали на берег так, как если бы им кто-то это приказывал.
Что-то происходило там, на далёком краю берега. Было жаль, что, собираясь за шишками, мы не взяли с собой мамин бинокль.
– Пошли понизу, – предложил Вовка. – Сверху кусты мешать будут, ничего не увидим.
– Добро! – согласился я, и мы потопали почти у самого уреза воды.
Мы прошли около полукилометра, и оказались в гуще события. Часть стрижей свистела крыльями у нас над головой, выходя из крутого пике. Другая часть стаи заходила в атаку сверху. И тут мы увидели причину переполоха. Возле высокой сосны, чьи корни спутанными космами спускались с обрыва, суетился большой зверь. Тремя лапами он цеплялся за корневища, а четвёртую пытался просунуть в стрижиное гнездо. Его-то, зверя, и атаковали птички.
– Да это же росомаха! – закричал возбуждённо Санька. – Вот скотина! Она же яички грабит!
Тут и мы рассмотрели «грабителя». Это действительно была росомаха. Видимо, ещё совсем молодой зверёныш. Когда стрижи налетали на него, он громко фыркал и пытался свободной лапой отмахнуться от назойливых птиц. Но те не отступали. Они защищали свой дом. И мы впервые видели, что может сделать объединённая стая. Конечно, птицы не могли ни укусить росомаху, ни клюнуть, ни поцарапать когтями. Они просто били ЕЁ крыльями! Десятки маленьких стремительных крыльев лупили крупного зверя по спине, по голове, по лапам. Атака следовала за атакой. И только непонятное упрямство или голод удерживали росомаху на месте.
Мы зачаровано следили за битвой.
Первым опомнился Санька. Улучив момент, когда стая взмыла в небо, он запустил в росомаху галькой. Она не долетела до верха. И тут Вовка достал из-за пояса рогатку, с которой летом никогда не расставался:
– Это ты, Санька, правильно придумал! – одобрил он приятеля. – Нечего гнёзда разорять! – И он зарядил рогатку круглым голышом. Потом прицелился и с первой же попытки влепил росомахе камнем прямо по заду!
– Вот это выстрел! – заорал я, жалея, что у меня нет тоже рогатки. – Молоток, Вовка! Давай ещё!
Росомаха не ожидала нападения снизу. Она недовольно заурчала, ворочаясь в корнях сосны, злобно поглядывая на нас. А тут на неё снова свалилась стая стрижей.
Так у нас бой и пошёл: снизу артобстрел устроил Вовка, сверху атаковали храбрые птицы. А мы с Саней орали во всё горло, пугая наглого грабителя.
Наконец, росомаха поняла бесплодность своих попыток. Ещё пару раз фыркнув на нас, она ловко перебралась через корни и скрылась в кустах.
– Ура-а-а-а-а! – завопили мы так, что стрижи взмыли в небо очумело. Потом, буквально за какие-то мгновения, стая расформировалась, и часть стрижей умчалась куда-то в лес, а часть попряталась в гнёзда.
– Ёлки-палки! – догадался умный Санька. – Там же у них уже не яйца. Там уже стрижата! Вот эта гадская росомаха и приплелась полакомиться!
Теперь мы поняли, почему часть птиц умчалась в лес: это были папы. Они полетели искать корм, а мамы вернулись в гнёзда, к своим детям.
Мы постояли на берегу, наблюдая как суетятся птицы. А потом пошли по своим делам. План по сбору шишек нам никто не отменял: ни росомаха, ни храбрые стрижи.
