Действующие лица
Вася Кузякин, 50 лет
Надя, его жена, 50 лет
Их дети:
Люда, 23 года
Ленька, 18 лет
Ольга, 13 лет
Митя Вислухин, сосед Кузякиных, 68 лет
Шура, его жена, 65 лет
Раиса Захаровна, полюбовница Васи, 50 лет
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Справа дом, напротив сарай с пристроенной голубятней, в глубине двора банька, за банькой огород. Майское утро. Воркуют, шелестят в голубятне голуби. С ними Вася ведет беседу.
ГОЛОС ВАСИ. Оть, тюр, люр-люр... Иди сюда. Глянь, как царевна. У, у. Не бойся... Чё я ей сделаю? Хоро-ошая, хоро-шая. А ты – на руку. Ну-ка. Хоп! Эх, ешкин кот, вот людям бы так. Махонька-то кака. Фу-ты ну-ты, надулся... Прямо аж директор. Шугани-ка кавалера своего. Не хочешь. Ну и правильно. Вот так и живите...
Пауза. Из дома вышла Надя. Она встревожена.
НАДЯ (кричит в сторону огорода). Людка! Людка!
Голос Люды: «А-а!»
Иди-ка сюда, чё скажу!
Из огорода появилась Люда с вязаньем в руках. Надя что-то спрашивает у Люды, а мы вновь слышим голос Васи.
ГОЛОС ВАСИ (тяжело вздохнув). Надюха щас, поди, хватилась, а денежки бабай унес... ешкин кот. Отвинтить бы вашему Юсупу «дом советов» да резьбу сорвать, чтоб не чинились.
Надя и Люда спешат в дом.
Ты чё клюесся? (Смеется.) Не хошь, чтоб я ругался? Дак ить он барыга – Юсуп ваш. Ну ладно, не буду. Не буду. Хорошие.
Из дома выбежала Ольга. Она в парадной форме, с портфелем в руках. Стучит в дверь сарайчика.
ОЛЬГА. Пап! Пап!
ВАСЯ (высунувшись из сарайчика). Чё ты?
ОЛЬГА. Ты деньги брал?
ВАСЯ. А?
ОЛЬГА. Из шкафа...
ВАСЯ. А-а. Ну?
ОЛЬГА. Сейчас мама тебе даст взбучку.
ВАСЯ. Да?
ОЛЬГА. Знаешь какая злая?
ВАСЯ. Ешкин кот...
ОЛЬГА. Ты спрячься там и закройся.
На крыльцо быстро выскочила Надя. Вася едва успел захлопнуть дверь.
НАДЯ (стучит в дверь). Василий! (Взволнованно и ласково.) Слышь, Василий! Ну ты чё молчишь? Я же знаю ты тут. Слышь, Василий?
ВАСЯ (из-за двери). Че-о?
НАДЯ (едва сдерживаясь). Это... давай-ка воды натаскай. Слышь?
ВАСЯ. Да вон в бане полна кадушка.
НАДЯ. Да где?
ВАСЯ. Да с Лехой вчерась натаскали.
НАДЯ. Да я стирать буду.
ВАСЯ. Да ты ишо эту используй.
НАДЯ (кричит, не сдержавшись). Я счас тебя использую! Так использую! (Рвет за ручку дверь.) Открывай, паразит!
На крыльцо вышла Люда.
Людка, помоги!
ЛЮДА. Чё я сделаю-то?
НАДЯ (мечется по двору). Ах ты скотина... (Схватила полено и бьет им по двери.) Откроешь... Все равно откроешь, голубятник паршивый!..
ВАСЯ. Надюха, кончай давай. Дверь сломашь!
НАДЯ. Я тебе счас ребра переломаю!
ВАСЯ. Ниче себе.
НАДЯ. Дверь он пожалел.
ВАСЯ. Дак мне чинить-то.
НАДЯ. Ты куда, паразит, тридцатку дел? А? Ты почему такой бессовестный-то? А? (Вот-вот заплачет.) Ну, если голубей купил – захлестну. Вместе с голубями захлестну, паразита. Купил или нет?
Молчание.
Я кого спрашиваю? Олька, батя покупал голубей? (Ударив поленом в дверь.) Покупал или нет?
ОЛЬГА (тихо). Ну...
НАДЯ (показав Ольге фигу). Ну и вот тебе на кино, на платья. (Людмиле.) А тебе, Людка, на сапоги, на помаду. Будем голодом сидеть.
ВАСЯ. Чё-то ты размахнулась на двадцать пять рублей...
НАДЯ. А он пусть целуется там со своими голубями. (Плачет.) Обдирай, обдирай нас как липок... Пусть потом люди посмотрят в твои глаза бесстыжие, а я посмотрю, чё ты им скажешь. (Села на крыльцо.)
Пауза.
ОЛЬГА. Мам, они красивые.
НАДЯ (Ольге). Вот знала ведь, а матери ни полслова.
ВАСЯ. Надь, чупатые.
НАДЯ. Чё?
ОЛЬГА. Чупчики у них такие на затылке... Значит, чупатые.
НАДЯ. Как это?
ВАСЯ. Хошь поглядеть?
НАДЯ. Токо выйди! Ну вот чё теперь делать? Людка!
ЛЮДА. У?
НАДЯ. Гну! Деньги-то последние были.
ВАСЯ (осторожно выходя из сарая). С книжки сыми.
НАДЯ (грозя поленом). Счас как пульну! Ты много положил, чтобы снимать?
ВАСЯ. Дак не я – ты клала-то.
НАДЯ. Ух, так бы и убила чем-нибудь. Людка, принеси паспорт и книжку.
ЛЮДКА (уходя в дом). Где?
НАДЯ. На трюмо, в шкатулке. (Ольге.) В школу не опоздала еще?
ОЛЬГА. Нет еще.
НАДЯ (Васе). На рынок сбегаю, а ты давай плитку почини. За каждым разом печку топить, уж надоело. (Строго). Слышь?
ВАСЯ. Ага, счас. (Идет в баню.)
НАДЯ. Куда пошел-то?
ВАСЯ. Дак она где-то здесь была.
НАДЯ. Сказала бы я тебе... (Ольге.) Ну чё ты уши растопырила? Беги давай в школу.
ОЛЬГА. Мне еще рано.
НАДЯ. Зачем форму напялила?
Ольга обнимает мать.
(Теплее.) Выпендрилась... Затаскашь вот.
ОЛЬГА. Он этих голубей целый месяц ждал.
Вышла Люда, подала Наде паспорт и сберкнижку.
НАДЯ (постучав по сберкнижке). Думаешь, они легко достаются? Добро бы – на дело, а то – голуби.
ЛЮДА. Зато не пьет.
НАДЯ (махнув рукой). Правда что, хоть не пьет. Ладно, пошла. (Сняла с гвоздя у двери сумку.) Людка, Ленька из техникума прибежит – покорми.
ЛЮДА. Сам не поест, что ли?
НАДЯ. Вот с мужем так поговоришь – враз сбежит.
ЛЮДА. От тебя не сбежал...
НАДЯ (чтоб не слышал Вася). Ой, а я что? Он же знает, что я отходчивая.
ЛЮДА. Ну и я отходчивая.
ОЛЬГА. И я отходчивая.
НАДЯ. А тебе еще и отходить не от чего. Выдумала. Людка, покорми.
ЛЮДА. Ладно.
Надя ушла.
ВАСЯ (выходя из бани). Ушла?
ОЛЬГА. Ушла.
ВАСЯ. Людк, а куда плитка подевалась?
Люда ушла в дом.
Эхе-хе-хе-хе. (Ольге.) Чё, последний день сегодня? Ольга. Ага. А завтра на практику.
ВАСЯ. Пошлют куда-нить?
ОЛЬГА. Не-ет. В зеленхоз пойдем.
ВАСЯ. Хорошо.
Люда вынесла плитку, подала отцу и опять вернулась в дом.
Зря она так. Я же не на водку брал. Кому от этого плохо сделалось? Нет ли? (Передразнивая.) Ва-ва-ва! Ва-ва-ва!
ОЛЬГА. Она больше не сердится.
ВАСЯ. Ну а чё ж тогда?.. Голуби, они знашь какие умные? Э-э. Вот я когда пацаном был, у нас в Алехино Володя-дурачок жил.
ОЛЬГА. Как Гриша?
ВАСЯ. Не-е. Володя красивше был. (Задумчиво.) Красивше. Дай-ка историю твою сюда.
ОЛЬГА. Зачем?
ВАСЯ. А там похожий есть.
Ольга достала из портфеля учебник.
От! От такой он был. Вишь, тело како богатое: в буграх все. Да белое. Красивый парень был.
ОЛЬГА. И лицо такое же?
ВАСЯ. Токо рыжий. Нет, лица не помню... Помню – рыжий. А тело точь-в-точь, как у...
ОЛЬГА. У Давида.
ВАСЯ. У Давыда.
ОЛЬГА. Не у Давыда, а у Давида.
ВАСЯ (приглядываясь). У Давида. Срубил кто его?
ОЛЬГА. Микеланджело.
ВАСЯ. Ну вот, значит. А ходил он всегда в красной рубахе.
ОЛЬГА. Володя-дурачок?
ВАСЯ (кивнув). Любили его шибко мы. Вся деревня любила. Кто чё попросит по хозяйству помочь – безотказный был. Да работает, упирается пуще хозяев. Сила знашь какая у него была неимоверная. Ума бог не дал, а души и силы бери сколько хошь – и края не видать.
ОЛЬГА. Гриша тоже добрый.
ВАСЯ. Ну чё, хорошо. Не обижали б токо.
ОЛЬГА. Его мальчишки буцкают, и он плачет. Жалко.
ВАСЯ. Конечно, жалко.
ОЛЬГА. А Володю били?
ВАСЯ. С силой-то такой кто сладит? Не били. А опосля взяли и убили.
Ольга молчит.
Да… Шоферюг из города понагнали да к нам в деревню и поселили. Раньше, ешкин кот, вроде не селили, а тут чё-то поселили. Не знаю чё. Ну и давай буянить – пить да драться. Вот Володя раз на драку-то таку наскочил и стал пальцем грозить, как детишки грозят: вроде нехорошо драться, вы чё... безобразники. А те чё, разбираться будут? Взяли и пырнули ножом.
Молчание.
Дак когда хоронили его... Нет, погоди. Значит, вот так деревня (чертит на земле), речка, а туто-ка, на пригорке, – церковь. Сначала в ей клуб сделали, потом стали туда зерно ссыпать, а когда элеватор построили – перешенной, ну, гольной, так и оставили. И вот в церкви-то этой жили голуби, много голубей...
ОЛЬГА. Больше, чем у нас?
ВАСЯ. Раз в сто. Дак от, Володя их подкармливать стал. Придет, скормит им буханку... Они облепят его со всех сторон – по голове, по спине... полощут по чем ни попадя. А он смеется, аж заходится от смеха. Ну чё, забавно. Главное, не боятся его. Его токо одного и не боялись. Ну. Ишо помню: рубаха его красная вся-а в дырках была от коготков. В ей и хоронили. И вот кода за ворота вышли... А кладбище прям у деревни стояло. Мужики гроб так на руках и донесли. За ворота вышли, токо тронулись – с церкви как посыпят голуби... И кругами, кругами над головой. До самого кладбища проводили. Пока закапывали, они все кружили... Когда токо люди разошлись – улетели. Умные они, ешкин кот.
ЛЮДА (кричит из дому). Ольга, опоздаешь!
ОЛЬГА (поцеловав отца). Мама правда не сердится. (Убежала.)
ВАСЯ (помолчав). Людк! А ты в этом... была?
ЛЮДА. Где?!
ВАСЯ. Ну в Иркутске, в этом... где закладывают: пьют!
ЛЮДА. В ресторане?!
ВАСЯ. Да не-е. Стульчаки там такие... карусельные.
ЛЮДА. А-а. В баре, наверное?!
ВАСЯ. Да шут его знает. Была?
ЛЮДА. А что?!
ВАСЯ. Красиво, поди, там?!
ЛЮДА. Музыка... Обсчитывают сильно.
ВАСЯ. Да?
ЛЮДА. После экзамена с девчонками бегали. Да ну.
ВАСЯ. И продавец – мужик?
ЛЮДА. Не мужик, а парень. А называется бармен.
ВАСЯ. Ка...как?
ЛЮДА. Бар-мен.
ВАСЯ. А-а. А чё они там из трубочки сосут?
ЛЮДА. Коктейль пьют. Через соломинку.
ВАСЯ. Чё?
ЛЮДА. Ну, все смешивают – водку, вина разные – и пьют.
ВАСЯ. Ерш?
ЛЮДА. Вот пристал!
ВАСЯ. Не, интересно же.
ЛЮДА. Ну, коктейль.
ВАСЯ. Дорогой, поди?
ЛЮДА. Они разные. Три рубля, четыре... Есть и по пять. Я охнула, когда услышала.
ВАСЯ. Ого, ешкин кот. Лучше уж бутылочку самому взять. Да... (Засмеялся.) Ниче себе, водку через солому тянуть.
ЛЮДА. Не солома, а соломка. Она такая... из капрона. Да ну их к черту.
ВАСЯ. Не-е. Интересно.
Люда ушла в дом.
Я б щас в городе пожил. (Взял метлу, стал подметать двор.)
Осторожно входит Митя, он навеселе, в руках гармонь.
МИТЯ. Эй, Василий.
ВАСЯ. Здоров.
МИТЯ. Санька была?
ВАСЯ. Нет. Потерял?
МИТЯ. Здорово. (Поет.)
Восемь девок – один я.
Куды девки – туды я:
Девки в баню – я на баню
И ногами тарабаню.
Выходной седни?
ВАСЯ. Выходной.
МИТЯ. А чё квасишься? (Достал из кармана початую бутылку вина.) С Надькой поцапался?
ВАСЯ. Черт его знает...
МИТЯ. Я со своей тоже в контрах. Она щас – туда, туда. Она щас – там, а я щас – тут. Пусть помарафонит. Дома кто есть?
ВАСЯ. Людка.
МИТЯ. Скажи ей, чтобы закусить вынесла.
ВАСЯ. Я сам. Еще Надюхе расскажет. Айда в стайку.
МИТЯ. Режьте меня – ничо не понимаю. Я от своей кикиморы партизанюсь, ты ходишь виноватисся... Это чё такое?
ВАСЯ. Дядя Митя, айда.
МИТЯ. Скидай якорь! Хочу с соседом моим, голубой моей, вот тут выпить. (Ставит гармонь на крыльцо.) И не бойся. (Грозно.) Чё она на тебя рыпается?
ВАСЯ. Голубей купил. Да она уж не сердится. Для страховки.
МИТЯ (рубанул воздух кулаком). Стебанешь ее разок – все! Шелковая станет, человеком сделается. (Возмущенно.) Об-наг-ле-ли...
Хлопнула калитка. Митя быстро спрятал бутылку. Вася схватил метлу. Вошел Ленька.
ЛЕНЬКА. Здрасьте.
МИТЯ. Здоров, Алеха! Иди-ка сюда. Ты отца своего любишь? А?
ЛЕНЬКА. Нормально.
МИТЯ. А соседа своего уважаешь?
ЛЕНЬКА. Ну.
МИТЯ. Тащи закуску. Выпить хочешь?
ЛЕНЬКА (отмахнувшись). Да ладно, сейчас.
ВАСЯ. Леньк, стаканчики.
ЛЕНЬКА. Угу. (Ушел в дом.)
МИТЯ. Во парень! Свез бы его в мореходку, чем в лесной этот.
ВАСЯ. Он сам.
МИТЯ. Ничо вы в красивой морской жизни не петрите.
Выглянул Ленька.
ЛЕНЬКА (Мите). Вас баба Шура ищет.
МИТЯ. Где?
Люда из дому: «Куда пошел? Иди ешь!»
ЛЕНЬКА. У хлебного. К нам идет с мамкой.
МИТЯ. Василь, срочно дислоцируемся.
ЛЕНЬКА. Стаканы нести – нет?
МИТЯ. Не, не надо.
Ленька ушел.
Айда к Филиппову. (Прячет вино.)
ВАСЯ. Баню буду топить.
МИТЯ. Токо не выдавайте меня.
С улицы слышен смех Нади.
ВАСЯ. Через огород, дядь Митя.
МИТЯ. Все, скрываюсь. (Подхватив гармонь, быстро уходит.)
Входит Шура, за ней, смеясь до слез, Надя.
ШУРА (продолжая рассказ). Я, мол, чё ему надо... А он давай да давай. Обезумел.
НАДЯ. Ой, погоди...
ШУРА. Чё делать. Ну, не дал бог-господь детей. Так ить другу родилку не купишь, не сошьешь, у соседки не займешь.
НАДЯ (в смехе). Теть Шура, погоди... (Васе.) Батя, беги на лесной скорей.
ВАСЯ. Зачем?
НАДЯ. Николая видели, Филиппова... Ой! Просил тебя. Порожняк пришел, а лебедка сломалась. Иди давай.
ВАСЯ (кричит). Леньк! Баню затопи! (Наде.) Вы чё рассмешились?
ШУРА. Кавалер мой недоделанный не заплыл, Василий?
ВАСЯ. Нет, не видал. (Убежал.)
ШУРА. Добро бы трезвый, а то пьяный ведь. Прет буром, и все. Ка-ак разозлюсь я вся из себя...
НАДЯ (закашлявшись от смеха). Ой, зашлась – не к добру.
ШУРА. Слушай-слушай. Давай, говорю, накуплю тебе ящик водки, садись, говорю, и пей. До усрачки напейся, чтоб на всю жизнь и чтоб больше в сторону-то ее не гляделось. Дак он ведь, гадина такая, покупай, говорит. Меня ажно затрясло всю. Ну, что под руку попало, тем и хлобыстнула паразита.
НАДЯ. Чем?
ШУРА. Со страху сама чуть сердца не лишилась. Совок наш помнишь? Большо-ой, тяже-олый, ручка кована. Ну!
НАДЯ. Дак ить так убить могла, теть Шура?
ШУРА. Ниче не знаю. Стою: руки отнялись, коленки ходуном ходят, и он молчит. Ну, думаю, щас упадет, может, ишо разок дрыгнется перед смертью, и – все.
НАДЯ. Почему дрыгаться-то он будет?
ШУРА. В кино-то погляди. Там все артисты перед смертью дрыгаются. Как-то так... (Показывает). Р-раз! А потом уж вроде мертвый. Ну кто так, кто эдак.
НАДЯ. У нас бабушка вроде тихо умерла. Я видела.
ШУРА. Дак ить и я не замечала, чтоб дергались. Холера их поймет. Тут – так, в кино – так, кому верить? Мой-то дурак такой артист, что перед смертью «барыню» отчубучит – и не удивляйся. Ну вот чё я? А-а. Стоим мы. Я его тихонько туркнула. Чё молчишь, говорю. Он голову опустил и аж до самого сердца достал. Я у его такого голоса ишо ни разу не слыхала. Такой голос... Тихий такой... Я заплакала. Ну.
НАДЯ. Чё сказал-то?
ШУРА (торжественным шепотом). Обидела, говорит. И все. Обидела. Сказал, постоял и как выйдет. Вот кака у нас, подружка, история приключилась.
НАДЯ. Уж под семьдесят скоро – все не навоюетесь.
ШУРА. Ага. Вот так. А мне с утра на картошку ехать... Филипповы подсобить просили. Как ехать – не знаю.
НАДЯ. Придет, никуда не денется.
ШУРА. Ой, Надя, дай мне вашу лопату, а то наши тупые: скоко уж не копали. Митька б наточил, дак где его счас найдешь. Ищи – свищи.
НАДЯ (кричит в дом). Люда! Возьми сумку! (Идет к сараю.) Вот учудили, вот учудили. (Зашла в сарай.)
Вышла Люда.
ЛЮДА. Здравствуйте, баба Шура. (Взяла сумку.)
ШУРА. Здравствуй, Людонька, здравствуй. Никак не наглядюсь на тебя. Надя! Слышь, Надя!
НАДЯ (выходя из сарая с лопатой). А-а?
ШУРА. На Людоньку вашу не могу наглядеться. Никак не могу, никак. Прямо красавица получилась. Вон кака удалая красавица. (Люде.) Чё ты не заходишь, не проведаешь нас. (Берет у Нади лопату.) А то заходи, чайку пошвыркаем с брусничкой. Кака ладная брусничка у меня-а.
ЛЮДА. Зайду, баба Шура.
Вышел Ленька.
ЛЕНЬКА. Здрасьте.
ШУРА. Здравствуй, Ленечка, здравствуй.
ЛЮДА. Баба Шура, Леня баню топить будет, оставайтесь.
НАДЯ (Леньке). Поел, нет?
ЛЕНЬКА. Поел. (Уходит в баню.)
ЛЮДА (Шуре). Попаритесь.
ШУРА. Старика не могу словить, Людонька. Искать пойду, а то еще че-нибудь над собой сделает.
НАДЯ. Ну прямо! Разобиделся.
ЛЮДА. Он к Филиппову пошел. (Уходит в дом.)
ШУРА. Да? Ой, побегу до них.
НАДЯ (Шуре). Мы ж Николая сейчас видели.
ШУРА. Ага.
НАДЯ. В смене он. Василия-то позвал.
ШУРА. Так чё теперь? На склад лесной бежать? Он любит туда шастать – мужиков веселить.
Хлопнула калитка, и во двор ввалился Митя. Тяжело дышит, видно, бежал бегом.
Явился – не запылился. Ты куда побег, чертяка?
МИТЯ. Уйди, фашистка. (Деловито и строго.) Надюха, где ребятишки? Собирай всех сюда.
НАДЯ. Что такое?
МИТЯ. Страшную весть принес в твой дом, Надежда. Зови детей.
НАДЯ. Ой... Не пугай, дядя Митя. Ленька! Люд... Шура. Э-э, Емеля...
Вышли Люда, Ленька.
МИТЯ. Я пошел к Николаю, а тот на работе...
ШУРА. Вот чё резину тянет? Говори скорей.
МИТЯ. Я кикимор не понимаю. (Рассердившись.) Убери ее, Надюха, убери!
НАДЯ. Да говори, дядь Митя. Ты, правда, почему тянешь-то?
ШУРА. Дурак старый, доводит людей до белого каления...
МИТЯ. Василий токо пришел, токо закурил... А я Николая-то не застал и на лесной двинул. Он у вагона стоял.
ШУРА. Кто? Василий?
МИТЯ. Ну! Бревно с вагона соскользнуло... Кувырк на землю. Да одним концом Ваську по голове. Шибануло вашего отца, Ленька. Все.
НАДЯ. Оой!
Надя кинулась из двери. За ней Ленька, Люда.
МИТЯ. Все. Теперь так и останется.
ШУРА. Чё останется?
МИТЯ. Косоглазия.
ШУРА. Дак он живой?
МИТЯ. Ты чё, дура, каркаешь? Конечно, живой. А глаз – как у этого... у комика... у артиста: один – сюда, другой – сюда.
ШУРА. Ты охренел, чё ли? Ты зачем Надю до смерти напугал? Ну, даст она тебе... Ох даст...
МИТЯ. Вы чё подумали?..
ШУРА. У Нади-то рука покрепше. И не совком, а ломом опояшет пару раз, вот узнаешь тогда, кто про чё думал. (Убегает.)
МИТЯ. А вот... Иди ты-ы! (Пытается покосить глазами, сводит указательные пальцы друг с другом.)
Затемнение
КАРТИНА ВТОРАЯ
Прошло два дня. Надя, помешав варево в чугунке, уносит его в сарай. Захрюкал, зачавкал поросенок. Во двор тихо вошел Митя. Надя вышла из сарая, вытирая о передник руки.
НАДЯ. Чё приперся?
Митя молчит.
Уди с дороги, хрыч старый. Василий из больницы выйдет – я ему расскажу. Чё стал посередь двора? Иди давай...
МИТЯ. Прости, Надежда.
НАДЯ. Обрыбешься. Чуть не умерла со страху. Еще ходит! Счас как попру метелкой.
МИТЯ. Не надо.
НАДЯ. Не надо?
МИТЯ. Надь, у тебя бражка есть?
НАДЯ. Есть, да не про твою честь.
МИТЯ. Плохо мне, Надежда.
НАДЯ. Иди проспись – враз полегчает. Или тетю Шуру попроси. Пусть еще разок тебя совком полечит.
МИТЯ. Где она? Ох, как плохо мне... (Сел на крыльцо, обхватил голову руками.) Как жить мне, Надя, как?
НАДЯ. О, о! Совсем задурел. Нечего тут загибаться. Иди да плачься дома. Вы смотрите на него – бедный какой, плохо ему, не допил. Счас пойду расскажу жене, как ты по дворам шляешься, попрошайничаешь.
МИТЯ (кричит). Да нету ее, Санечки моей! Нету! Все! Нету!.. (Плачет.)
НАДЯ. Куда ж она у тебя подевалась?
МИТЯ. Я ей сразу говорил... давай вызову... давай. Зеленая вся. «Нет, говорит, счас отпустит». Потом... Смотрю, уж пятнеть начала. Не послушался ее, побежал... Санечка моя!
НАДЯ. Куда побежал? Ты чё?
МИТЯ. Да за «скорой». Меня с ей и повезли. Сижу в покоях, караулю... Потом врач вышел... С час ишо жила. Говорит: «Умерла, дедушко, твоя бабушка».
НАДЯ. Ой!
МИТЯ. Умерла, говорит. (Плачет навзрыд.) Не могу... Дай че-нить попить.
Пауза.
НАДЯ. Дядь Митя... Дядь Митя... Ой! Я же ее позавчерась видела. Ой!
МИТЯ. Ну. А вчера с Филипповыми на картошку хотела ехать. Помочь просили.
НАДЯ. Говорила она мне. (Заплакала.)
МИТЯ. Утром за ней зашли, а ей захудало. Нагнуться, говорит, не могу: сердце чё-то колет. Без меня, говорит, езжайте, посажайте... Чуть одыбаю – так на попутке доберусь. А к обеду все хужее и хужее...
НАДЯ. Чё ж к нам-то не пришел сразу?
МИТЯ. Да токо счас отошел маленько. Лежал все. Шаг сделаю – и не держусь. Ноги как вата... Вон, все еще дрожат.
Надя с плачем уходит в баню.
Санечка ты моя! Ты чё ж наделала? Я как теперича без тебя буду-то?
Вернулась Надя. Она несет бутылку водки, стакан, закуску. Плачет.
НАДЯ. Давай, дядь Митя, выпей. Бедный ты, бедный. Чё у нее было-то, сказали хоть?
МИТЯ. Ты, Надюша, не говори мне «бедный», а то сердце заходится, и плачу токо.
НАДЯ. Ну и поплачь, зато не надсадишься. Ой-ё-ёёёй... (Плача, наливает Мите водку.)
МИТЯ. Инфаркт микарда. Рубец вот такой. С ладошку. (Горько мотнув головой, пьет.)
НАДЯ. Ой-ё-ёёёй... Закуси.
МИТЯ. Не, не надо. Завтра привезут. Вообще-то три дня положено держать, а в моргу местов нет.
Надя наливает снова.
Поможете как чё делать-то?
НАДЯ. Ой, поможем, конечно.
Митя пьет, входит Люда.
Людк, теть Шура-то умерла.
ЛЮДА. Как?
НАДЯ. Вот так. Вчера дядь Митя повез в больницу – и умерла.
ЛЮДА. Да вы что?
НАДЯ. Сердце. Ой-ё-ёёёй.
МИТЯ. Инфаркт, Людка, инфаркт. Не старая ведь ишо, пожила б маленько.
НАДЯ. Скоко ей?
МИТЯ. А мне скоко? Шесят восемь? Вот считай. На три года моложе.
НАДЯ. Шесят пять.
ЛЮДА. Да вы что?
Входит Ленька, несет транзистор. Митя сам наливает водку, пьет.
ЛЮДА (Леньке). Баба Шура умерла.
ЛЕНЬКА. Когда?
ЛЮДА. Вчера.
ЛЕНЬКА. Ого, точно, что ли?
ЛЮДА. Ты чё, дурак?
МИТЯ. Почти сорок лет с ей жили. Всяко было, а жили. Прелесть ты моя, Александра Степановна, ушла от любимого своего мужа. Зачем! Куда? (Плачет.)
НАДЯ. Да ты не надрывай себя, дядь Митя.
МИТЯ. Нет. Выговорюсь. Мне так легче.
НАДЯ. Ой говори, говори.
МИТЯ. Всю жизнь нашу совместную вижу как на ладошке... Вот такой рубец, Ленька. Врач сказал.
Входит Шура с лопатой в руках. Митя ее не замечает.
Что характерно – любили друг дружку. Вот как она меня звала? Знаете? Никто не знает. Я ее – Санюшка, а она меня – Митюнюшка. Я ей «Санюшка!», а она: «Эй, Митюнюшка!» А голос у ее какой был? Скажи, Надь. Как запоет... (Поет.)
За окошком свету мало:
Белый снег валит, валит.
А мне мама, а мне ма...
(Заметил Шуру.)
Пауза.
ШУРА. Иди-ка сюда. Чё это ты про меня как про покойницу?
МИТЯ. Мы это... Сон рассказываю. Приснится же, зараза.
ШУРА. «Приснится». Лопатой вот как поцелую, и без всякого веления.
МИТЯ. Надя тут бутылочку... Маленько. А вы чё, уже насадились?
ШУРА. Насадились – не надсадились. Нечего его было поить, Надя. Чуть за ворота, а он уже нарисовался и по-ли-ва-ет. Вот какие мы хорошие.
Надя метнулась по двору. Люда и Ленька начинают хохотать.
НАДЯ. Ах ты паразит! Тетя Шура, он же тебя похоронил... Из морга, говорит, завтра... Вот паразит-то! (Схватила метлу.)
ЛЕНЬКА. Беги, дядь Митя!
Он на полную мощь включил транзистор... и полетел по двору хоровод: Надя с метлой, за ней Шура, гремя лопатой, хохочущая Люда и Митя во главе всей этой кутерьмы.
Затемнение
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Комната в доме Кузякиных. На столе чемодан. Вася не спеша добривается, с наслаждением одеколонится. Он слегка взволнован. Входит Надя. В руках у нее трусы мужа.
НАДЯ. Вась, деньги в трусы прячь. Вишь – карманчик. Сюда положишь и на булавку застегнешь.
ВАСЯ. А расстегнется?
НАДЯ. Ой, правда! Уколешься. На живульку тогда, что ли?
ВАСЯ. В карман бы положил, и все.
НАДЯ. Ага, в карман. Знаешь, какие ловкачи есть – и не заметишь. Одевай давай.
Вася уходит в другую комнату.
(Укладывая чемодан.) А где карта?
ВАСЯ (из другой комнаты). А?
НАДЯ. Карта курортная и направление...
ВАСЯ. Под клеенкой.
Надя достает карту.
НАДЯ. Я ее сверху положу, чтоб не рыться. Не узнал, кому вторую путевку дали?
ВАСЯ. Кому-то из управления.
НАДЯ. С лесного, что ли?
ВАСЯ. Ага. А чё?
НАДЯ. Взяли бы да и договорились вместе ехать: все безопаснее. За вещами друг у друга поглядывали бы. Вася вернулся. На нем новая белая рубаха, отутюженные брюки.
ВАСЯ (осторожно). Надюх... это...
НАДЯ. Ну чё?
ВАСЯ. Галстук у нас есть?
НАДЯ. Какой галстук?
ВАСЯ. Ну такой... (Показывает.)
НАДЯ. Не надо тебе никакого галстука. Вот так расстегнешь пуговку, и все.
ВАСЯ. Да ну. Пуговку... Чё я?
НАДЯ. Чё ты?
ВАСЯ. Это ж курорт.
НАДЯ. Ну?
ВАСЯ. Все в галстуках будут.
НАДЯ. Прямо!
ВАСЯ. Точно. Мало ли. Вдруг куда пригласят, вдруг куда пойду.
НАДЯ. А ты не шатайся где не надо.
ВАСЯ. Ну, Надь...
НАДЯ. Где я его тебе возьму?
ВАСЯ. В промтоварный сбегай.
НАДЯ. Да на черта он тебе?
ВАСЯ. Там же культура! По телику посмотри... Где чуть приличней общество – все в галстуках, в бабочках.
НАДЯ. Во-во. Смотри там с бабочками.
ВАСЯ. Ну Надь...
НАДЯ. Порассказали мне, как они на шею вешаются на курортах этих.
ВАСЯ. Я-то лечиться буду, ты чё?
НАДЯ. Вот и лечись.
ВАСЯ. На-адь.
НАДЯ. Чё? Ну ладно-ладно. Помодничать ты уж любишь. Дай волю...
ВАСЯ. Ну правда...
НАДЯ. Да иду-иду. (Уходит.)
ВАСЯ (кричит в окно). Ольга, поди сюда!
ОЛЬГА (вбежав). А?
ВАСЯ. Леха с Людкой пришли?
ОЛЬГА. Пришли. Позвать?
ВАСЯ. Нет, погоди. Лешка в тайгу уйдет, дак ты за голубями присматривай... Ладно?
ОЛЬГА. Ладно.
ВАСЯ. У новеньких скоро птенцы будут... Смотри, чтоб крыса не утащила. Я бордюрчик сделал, железный... Однако не закарабкаться ей. На. (Дает дочери деньги.)
ОЛЬГА. Зачем?
ВАСЯ. На базар сбегаешь, пшеницы прикупишь. Пока есть... А кончится? Мамке не говори. Накричит еще... Вот. (Сел.) Вот, доча... Пиши мне туда. Ага?
ОЛЬГА. Ага. (Подошла к отцу, слегка подтолкнула его.)
ВАСЯ. О-о! Ты чё?
ОЛЬГА. А ты чё?
ВАСЯ. Я ничё.
Пауза.
ОЛЬГА. Пап, ты море увидишь!
ВАСЯ. А куда денешься? Увижу. (Пауза.) Все увижу. Как люди живут, как чё. В бар схожу, в театре посижу. Тебе еще сколько, а в Иркутск в театр уже съездила.
ОЛЬГА. Я не одна, я с классом.
ВАСЯ. Ну, с классом. А меня кто-нить повезет? Нет, конечно. А сам... Когда? Вон работы сколько. Всю жизнь. Хоть маленько пожить покрасивше.
Пауза.
ОЛЬГА. Ракушек мне привези и пальму.
ВАСЯ. А как ее? На себе переть?
ОЛЬГА. Веточку.
ВАСЯ (кивнув). Че-нить привезу. (Пауза.) Интересно, чё они там видят?
ОЛЬГА. Кто?
ВАСЯ. Голуби. На самолете буду лететь – погляжу.
Входит Митя. Как всегда, навеселе. Ольга ушла.
МИТЯ. Ну чё, летишь?
ВАСЯ. Дак от. Счас на электричке – в Иркутск, а гам – самолетом.
МИТЯ. Надюха где?
ВАСЯ (смеясь). Галстук покупать побежала.
МИТЯ. Чего?
ВАСЯ. Ну этот...
МИТЯ. Галстук?
ВАСЯ. Ну.
МИТЯ. Да у меня их вон – полный шкаф... висят. Взял бы да и взял.
ВАСЯ. Да на кой черт он мне сдался? Говорю ей – не надо...
МИТЯ. Стой, стой. Тут все правильно. Культура.
ВАСЯ. Дак и я ей, то есть она мне. Не отвяжешься.
МИТЯ (достав чекушку). Ну-ка, давай стаканы.
ВАСЯ. Не-не, я не буду.
МИТЯ. А чё?
ВАСЯ. Унюхает еще – не оберешься.
МИТЯ. Держи.
ВАСЯ. А?
МИТЯ. Лаврушка. (Подает лист.) Зажуем.
ВАСЯ. Ты, дядь Митя, провокатор какой-то.
Выпили.
Счас, закусить.
МИТЯ. Как то место-то называется?
ВАСЯ. Какое место?
МИТЯ. Куда направляешься...
ВАСЯ. В Баку. Курорт органов движения, ешкин кот.
МИТЯ. Ты чё сказал? В Баку?
ВАСЯ. Ну.
МИТЯ (возмущенно). Я ж там был! Мы ж туда из Средиземки ходили! Из Средиземного моря! Ты глянь – в Баку!
ВАСЯ. О, загнул!
МИТЯ. Не веришь?! Шурку мою спроси, не даст соврать.
ВАСЯ. Оно где находится-то?
МИТЯ. Кто?
ВАСЯ. Средиземное.
МИТЯ. Ну?
ВАСЯ. А Каспий? Во-он!
МИТЯ. А пролив?! На что пролив-то?!
ВАСЯ. Да нет там никакого пролива.
МИТЯ. Да мы через него четыре ночи пёрли.
ВАСЯ. Да как он называется?
МИТЯ. Да номерной он, номерной! Это какой дурак секретным проливам будет названия вывешивать?! Ты чё?! Ну!
ВАСЯ. Пролив секретный?
МИТЯ. А то! Не по рельсам же на... эсминце в Каспий шли. Он мне будет рассказывать. Ну даешь!
ВАСЯ. Ладно, посмотрим.
МИТЯ. Эх, фотографироваться нам на нем не разрешили... Я б тебя носом ткнул.
ВАСЯ. Да я там погляжу.
МИТЯ. Во-во, погляди. Из лимана выйдешь, сразу влево от маяка. Кажись, шестой градус по курсу. Не, седьмой. В общем, где-то шестой-седьмой.
ВАСЯ (смеется). Сороковой лучше.
МИТЯ. Чего? А-а. Давай по последней.
Пьют.
С бабами осторожней. Понял, да?
ВАСЯ. Чё мне они?
МИТЯ. Э-э! Меня одна пришвартовала – чуть не зарезали. Точно говорю. Вон Шурка не даст соврать, я ей рассказывал. Баку – это Азербайджан?
ВАСЯ. Азербайджан.
МИТЯ. Ну точно. Я ж говорю – был. Они-то наших баб очень любят, а с ихней попробуй пошухари. Я шухарнул, дурак, – чуть не прирезали. Братва выручила. Как дали им, а меня в кубрик – и чтоб на берег ни ногой.
ВАСЯ. А чё?
МИТЯ. Скараулят – и все, чё! Горняки-и. То есть эти... Ну как? Тьфу ты... В общем, люди с гор. Они ж по-нашему не понимают, пырнут – и все.
Входят Надя, Шура, Люда, Ленька, Ольга.
ШУРА. О! И мой вдовец-молодец тутока.
НАДЯ (подавая галстук Васе). На, завязывай. Весь магазин завязывал – никто не знает как.
ВАСЯ. А как?
НАДЯ. Почем я знаю?
ВАСЯ. И я не знаю.
Подходит Люда и начинает завязывать отцу галстук.
ЛЮДА. Не вертись.
Все внимательно наблюдают.
ШУРА (Наде). На вокзал провожать пойдете?
НАДЯ. Вроде нет. Николай обещал на мотоцикле подвезти. (Васе.) Он заедет, нет?
ВАСЯ. Обещал.
ШУРА. А как не заедет?
НАДЯ. Опоздаешь.
ВАСЯ. Утром видел его. Заедет.
МИТЯ (Шуре). Я, однако, Василия провожу. Чё? Никто не едет... Он в коляске, я взади. Ну чё?
ЛЮДА. Не жмет?
ВАСЯ. Кажись, нет.
ШУРА (Мите). Тряхнет где на обочине – и рассыпешься, а я потом собирай. Сиди, не егози.
Затарахтел и смолк у дома мотоцикл.
ВАСЯ. Все, приехал.
Ленька застегивает чемодан и уходит.
НАДЯ. Одевай пиджак.
Вася надел.
Чё-нить напиши.
ВАСЯ. Чё-нить напишу.
НАДЯ. Люда, Ольга! Давайте с батей прощайтесь.
ВАСЯ. Целоваться будем, нет ли?
НАДЯ. Вот, целоваться вздумал.
Первая неловко целует Васю, за ней Люда, Ольга, Шура, Митя.
КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ
Когда все вышли из дома, вновь затарахтел мотоцикл. Его грохот постепенно перешел в барабанный, вернее, в соло на барабане, которое подхватил джаз-оркестр. И мы уже на берегу Каспийского моря. Пальмы, музыка, вечер. На скамейке в аллее Вася, Раиса Захаровна.
РАИСА ЗАХАРОВНА. А я думала, вы совсем не пьете.
ВАСЯ. Но, я маленько. Процедуры все ж. Вроде нельзя.
РАИСА ЗАХАРОВНА (кокетливо). А другие процедуры можно?
ВАСЯ. Какие?
РАИСА ЗАХАРОВНА. Удивительные звезды в здешнем небе. Правда?
ВАСЯ (задрав голову). Светят...
РАИСА ЗАХАРОВНА. И луна качается...
ВАСЯ. Да... Ешкин кот.
РАИСА ЗАХАРОВНА. Василий Петрович, я не очень пьяная?
ВАСЯ. Да ну. Чё там... (Показывая, сколько выпили.) По чуть-чуть.
РАИСА ЗАХАРОВНА. Спасибо вам. Вы очень добрый человек. И все у вас хорошо... Дом, дети. Вы дружно живете?
ВАСЯ. Всяко бывает.
РАИСА ЗАХАРОВНА. Вы не похожи на скандалиста.
ВАСЯ (пожав плечами). Да я-то нет.
РАИСА ЗАХАРОВНА. Жена?
ВАСЯ. Из-за голубей да так, по мелочам.
РАИСА ЗАХАРОВНА. Это грустно. (Задумчиво.) Вы любите голубей... Какая прелесть.
ВАСЯ. Я не на продажу, я для души.
РАИСА ЗАХАРОВНА. Я понимаю. Вы знаете, в детстве я была безумным сорванцом. Все с мальчишками, с мальчишками. Папа очень хотел мальчика, а родилась я. Поэтому он воспитывал меня как мальчишку. Мой папа... Знаете, он кем был?
ВАСЯ. Нет.
РАИСА ЗАХАРОВНА. Офицером кавалерии. Я вас не утомила?
ВАСЯ. Нет.
РАИСА ЗАХАРОВНА. И мы тоже гоняли голубей! Но меня всегда удивляло другое... Как эти глупые птахи способны к нежности! Почему у людей все иначе? Почему? Почему? Почему?
Пауза.
ВАСЯ. Точно. Я давеча сычей парочку купил. Голуби такие – черные. Дак вот, запустишь его со стаей под облака – махонький сделается, со спичечную головку, а ее в руке держишь, голубку. Потом руку вытянешь, помаячишь...
РАИСА ЗАХАРОВНА. Как?
ВАСЯ. Ну вот так. Берешь ее и маячишь. Камнем кидается! На руку – хоп и гур-гур-гур-гур, гур-гур-гур. Вот чё это такое?
РАИСА ЗАХАРОВНА. Вероятно, инстинкт.
ВАСЯ. Не-е... Любовь... вероятно.
Пауза.
РАИСА ЗАХАРОВНА. Какой вы красивый человек, Вася.
ВАСЯ. Ага. Черт его знает.
РАИСА ЗАХАРОВНА. И вы не можете быть одиноким, ибо вы красивы душой.
ВАСЯ. Да ну.
РАИСА ЗАХАРОВНА. Помолчите, прошу вас. И как произошло, что вы и я, бывший маленький бесенок, а теперь одинокая, уставшая женщина, оказались здесь, под южным небом, в краю экзотики и легенд? Как?
ВАСЯ. По путевкам. Одна организация...
РАИСА ЗАХАРОВНА. Я не о том. Почему в управлении именно вам и мне дали путевки? Разве это не странно?
ВАСЯ (неуверенно). Маленько есть.
РАИСА ЗАХАРОВНА. Поцелуйте меня, Василий, если вам это не неприятно.
Пауза.
ВАСЯ. Да нет... Я нормально.
Они уже готовы были слиться в поцелуе, как вдруг...
Ой!
РАИСА ЗАХАРОВНА. Что?
ВАСЯ. С-су...
РАИСА ЗАХАРОВНА. Что?!
ВАСЯ. Булавка расстегнулась... Говорил же ей! Я счас! (Убегает.)
КАРТИНА ПЯТАЯ
В доме у Васи. В комнате Надя, Люда, Ленька. Надя читает письмо.
НАДЯ. «Добрый день или вечер. Здравствуй, Надя, мои дети: Леша, Люда, Оля. У нас сейчас утро. Напарник мой, Владимир, еще спит, хотя на улице уже прыгают и летают воробьи и разные птицы юга. Окно наше выходит не на море, а во двор. Жалко, конечно, что не на море, но тут тоже интересно. Воруют, однако, много. Даже с нашего десятого этажа видно. Но кормят хорошо, что странно. Мы с Владимиром каждый раз наблюдаем, как и чё они делают внизу. Но оказалось – это они не воруют. У них здесь такой минимум жизни. Все мне объяснил наш лечащий банщик Мамед. Он сначала меня в ванну не пускал, а отправлял в очередь, и я стоял. Я так всю неделю стоял. Потом он подошел ко мне и сказал: «Хочешь в ванну?» Я сказал: «А чё?» Он сказал: «Давай пятьдесят копеек и иди лежи». И все мне объяснил. Ему все дают пятьдесят копеек и лечатся, а я не знал. Так что одна неделя у меня пропала даром. Я сначала хотел Мамеда треснуть, но он как-то складно все обсказал, и я дал ему мелочь. Теперь я принимаю грязь регулярно. А кто не сориентировался, те еще стоят. В основном – новенькие, и все наши, из Сибири. Я бы подсказал, да неловко. Чувствую себя, наверное, хорошо. Еще не понял. Оле набрал ракушек полную тумбочку. А ветку пальмы срежу перед отъездом домой, а то засохнет. Накупил батареек для Леши для транзистора. В общем, все, что просили и заказывали, я выполнил. Дорогая Надя! (Читает с трудом.) Извините, что я вмешиваюсь, но Василий...» (Людмиле.) Не пойму ничо... Вроде теперь не он пишет. Люда, почерк чё-то быстрый пошел, не разберу.
Люда взяла письмо, читает.
ЛЮДА. «Дорогая Надя! Извините, что я вмешиваюсь, но Василий очень робкий и деликатный человек, поэтому ему трудно решиться. На берегах этого удивительного моря мы с Василием обрели друг друга. Это случилось внезапно, как наваждение».
НАДЯ. Чё-чё?
ЛЮДА. «Мы с Василием обрели друг друга. Это случилось внезапно, как наваждение. Мы и до сих пор несколько растерянны, но пути господни неисповедимы, и кто знает, на какие испытания он нас еще пошлет. Безусловно, жить теперь мы друг без друга не сможем...»
НАДЯ. Ничо не пойму. Кто пишет-то?
ЛЮДА. Я откуда знаю. Женщина.
НАДЯ. А. Ну-ну...
ЛЮДА. «Безусловно, жить теперь мы друг без друга не сможем, но не пугайтесь, я не против его общения с детьми. То, что дорого любимому мне человеку, то должно быть дорого и мне. Они, наверное, очень славные – наши Леша, Оля, Люда. Не сердитесь и не гневайтесь на меня за Василия. Слишком много страданий и горя выпало на его да и на мою долю, чтобы люди могли осудить нас ча этот лучик счастья на темном небосклоне жизни. Простите нас... С уважением...»
Надя забрала у Люды письмо.
НАДЯ. Вот. (Продолжает читать.) «С уважением Раиса... Раиса...»
ЛЮДА. Раиса.
НАДЯ. Раиса. Захаровна. Пс... пс... Ой! «Спасибо вам за Васю». (Люде.) А «пс» –это чё?
ЛЮДА. Постскриптум. Послесловие. Спасибо тебе за Васю.
НАДЯ. Кому?
ЛЮДА. «Спасибо вам за Васю»... Тебе... спасибо за Васю.
НАДЯ. А-а.
ЛЮДА. Смотри, опять его почерк. (Берет у матери письмо, читает.) «Надя, ты сюда не пиши. Мы четвертого вылетаем».
НАДЯ. А сегодня какое?
ЛЮДА. Одиннадцатое.
НАДЯ. Прилетели уже, наверное?
ЛЮДА (продолжает чтение). «Я бы сам не сказал, письмом как-то лучше. А Раиса Захаровна женщина хорошая. Она даже подарки помогала искать. До свидания. Василий».
Конец первого акта
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
КАРТИНА ШЕСТАЯ
Время и место то же, что и в конце первой части.
НАДЯ. Ой, горе мне! Ох, како горе-то! Он чё же, Лешка?! Да как ему не совестно, поросенку?! Кобель... Тридцать лет с им проишачила, а он... Оть ить какой кобель батя