В купеческом доме далекой Сибири
На святках всегда маскарад:
Для всякого дверь отворяется шире,
Хозяин здесь всякому рад.
Кто б ни был, лишь с виду кажися приличен,
Да маску надень, – и входи;
И к здешней свободе умело привычен,
Веселье и пляс заводи;
Ни лишнего слова, ни лишнего жеста,
Чужих, как знакомых морочь, –
И будет хозяйская дочка-невеста
С тобой посмеяться не прочь.
Раз в доме таком из чужой молодежи
Выходит один молодец:
Лицо под картонной малёванной рожей,
Одеждой – купец не купец;
Простой мещанин он, судя по кафтану,
Манерой судя по всему, –
Не меньше быть надо, как штабс-капитану –
Притом – адъютанту ему:
Уж очень он ловко согнуться умеет,
Военная жилка видна.
А взор из-под маски угрюмо темнеет,
Рука и тонка, и бледна...
Хозяйская дочка снимает мантилью,
Садится он рядом на стул:
Зовет к фортепьяно заняться кадрилью;
Поднялся пред танцами гул.
Стоит у окна лишь безмолвная маска,
Как будто скрывая упрек. –
Хозяйка взглянула, и робкая краска
Сбежала невольно со щек.
– Товарищ ваш что-то угрюм и не весел,
Все смотрит на нас от окна, –
Слегка к кавалеру склоняяся с кресел,
Опасливо шепчет она: –
Он смотрит так зорко, и взгляд так упорен:
Он словно за нами следит... –
И, точно загадочной думе покорен,
Храня свой загадочный вид,
В ответ кавалер улыбается даме, –
Улыбка тиха и грустна.
А дама ответа все просит упрямей:
– Мосье, – любопытна она! –
Что вашего друга молчание значит?
Не скажете вы? Неужель? –
Но вот дирижер между парами скачет,
И грянул, как гром, ритурнель.
И девушка в танце забыла вопросы,
Склонясь к кавалеру на грудь.
И мягко взлетая, роскошные косы
Коснулися маски чуть-чуть,
Пахнув мимолетным своим ароматом
И мягкостью очи пленя;
И вновь опустились по плечам покатым,
Их бледность собой оттеня.
И, вздрогнувши, сжал кавалер ее руки
И в танце понесся, скользя; –
И легкости в танце, в пожатии – муки
Уж выказать больше нельзя.
Проснулось в нем что-то, что спало недавно,
Жил чем-то былым он опять...
И девушка тщетно старалася плавно
Искусству его подражать;
Была сибирячка слега неуклюжа,
Но взором и сердцем чутка, –
И робость невольную вдруг обнаружа,
Шепнула смутившись слегка:
– С танцором таким, без сомненья отличным,
Не встретиться мне никогда:
Мосье, вы мне кажетесь, право, столичным;
Вы были в столице ведь, да?
И, верно, там сердце оставили ваше?
Понятна мне ваша печаль:
Там, верно, девицы умнее и краше:
Оставить недаром их жаль...
Скажите же мне о столице хоть слово,
О дамах ее, например, –
И, вспыхнув очами, потупил их снова,
И тихо сказал кавалер:
Оставьте столицу: я был там недавно:
И в свете, и в обществе был.
И все там на месте, и все там исправно,
И я там не все позабыл...
О, дайте мне вспомнить, как там я кружился,
Жал руки и верил в сердца:
Я с теми руками навеки простился,
Чтоб верить в сердца до конца!..
Чтоб в вашей стране, и глухой, и далекой,
Такие ж сердца находить
И, помня о них, – все, что слепо-жестоко
В стране той – от сердца простить...
Лишь будьте безмолвным участьем подобны
Всем тем, что встречали меня...
Вы молоды сердцем, душою незлобны,
Как утро весеннего дня,
Пусть в вашем веселии сердце находит
Забвенье в последний уж раз...–
А дама все шепчет: – Но друг ваш не сводит
С нас мрачно насупленных глаз.
И вы так печально, мосье, говорите... –
Мне кажется, он вам злодей?!
– О нет, он мой друг! Но довольно... Простите...
Как он, вы жалейте людей,
Как он, потакайте капризу пустому,
Коль жизнь их была не каприз
И горе настигло... А, впрочем, до дому:
Пора нам – небось заждались. –
И сжал он ей руку, и с маской угрюмой,
За ним наблюдавшей ушел.
А барышня долго, объятая думой,
Смотрела растерянно в пол:
Беседы той долго она не забудет
И глаз этих, полных тоски,
И долго пожатье ей чудиться будет
Изящной и бледной руки...
А там на дороге у дальней заставы,
Где лишний не видит их взор,
Садился в кибитку, с солдатом направо,
В тулупе искусный танцор...
А тот, что злодеем казался хозяйке,
В кибитку переднюю сел,
Сердито прибегнул к казачьей нагайке,
Ямщик от нее закряхтел,
И тронулись кони. На холоде свистом
Унылым ямщик засвистал...
Искусный танцор стал опять декабристом,
«Злодей» же фельдъегерем стал.
1884
