На ломаном русском языке речитативом туземец Бурядан начал свою песню-легенду:
– Красив и могуч священный Байкал. Нет ему равного в мире. Протянулся он вдоль на 600 верст, а в ширину – на 80. Вот какой большой! А до дна его – полторы версты. Вот какой глубокий! Окружен он со всех сторон большими-большими горами: здесь – Хамар-Дабан, на восход – Баргузин, дальше – Муйские горы; только от захода и полночи гор мало; оттуда всегда веет сарма – самый сердитый ветер. Он дает короткую волну, которая морщит чело Байкала, а старик не любит, чтобы его гневили. Тогда он так разгуляется, что весь свет дрожит от ударов могучих волн его, небо темнеет, солнце прячется, дрожат скалы.
Вот какой он!
Смилостивится, сдернет свои могучие волны – снова выглянет солнышко на ясном небе и позолотит верхушки успокоенных рябых волн. С морем успокаивается все на свете, и горячее льется кровь, и сердца людей становятся добрее. Другой ветер – култук, который веет прямо от захода, тот спокойный, а еще ветер – баргузин, тоже сильно беспокоит море. Несется он от Яблонового хребта и от Лены. Как сарма и баргузин встретятся вместе, море и начнет с ними войну, и воюет до самой зимы, пока не замерзнет. Вот какое оно.
В спокойную погоду Байкал не скрывает своей мощи; он по-прежнему велик и задумчив, но хочется и ему показать всему живому на свете: смотрите, я не такой злой, как вы думаете. И видно тогда, как чиста и прозрачна его пресная вода, как плескаются и ныряют в ней осетры, семги, крупные омули; выглянет из воды и неуклюжий тюлень. Закричат над ним чайки, утки, бакланы. Поплывут по поверхности его пароходы, барки, плоты. Всем он дает жить и наслаждаться. Вот какой он.
У Байкала – большая семья. У него 333 сына разных имен и только одна дочь Ангара. Все они родились на окружающих Байкал высотах и хребтах, вливают в него свои воды и тем поддерживают старого. Все они у него в повиновении.
Вот какой он!
Одна только Ангара всегда неспокойна и своевольна. Она несла свои сварливые волны с отдаленных вершин Муйского хребта, от них получила свою мрачность и вечный ропот. Не нравилось это старику, но что поделаешь: одна дочь, жалко. Все же и она кормит меня водой, даже больше своих братьев. Долго скучала Ангара. Чтобы развеселиться, она прыгала с камня на камень, ударялась об утесы и скалы, отскакивала от них, покрытая белой пеной, кружилась, делая повороты и изгибы, словно девушка, которая забывается в жгучей пляске. Но однажды ранним утром, когда прозрачные туманы еще не успели подняться к небу, Ангара подслушала разговор двух черных чаек, сидевших на прибрежной скале...
– Подожди, – сказал рус. – Ты говоришь – черных.
– Да, они были черные.
– Разве ты видел когда-нибудь таких?
– Нет, не видал. Все они – белые, а эти были черные, значит, вещие птицы. В песнях они так и называются, – ответил Бурядан и вскользь посмотрел на руса: этакий ведь человек, и про чаек спрашивает, уж не слышал ли он и этой песни?
– Ну, что же было дальше?
– Вот и подслушала она этот разговор. Одна чайка говорит другой: «Я была далеко отсюда, в той стороне, где каждый день заходит солнце. Там, далеко-далеко, вьется извилистой лентой могучий богатырь красавец Енисей. Он начинается в высоких-высоких Саянских горах, всегда покрытых снегом. Бурлит и кипит он, когда пробивает себе дорогу меж камней, потом разливается по широкой степи, минует города и села, носит на себе ревучие пароходы и далеко-далеко несет он свои воды, пока не вольется в самое холодное на свете море, что раскинулось на полночь отсюда, в той стороне, откуда доносятся до Байкала зловещие песни сармы. Нет на свете реки красивее Енисея.
Вот какой он!
Вторая чайка от удивления и восхищения громко, пронзительно закричала:
– Полетим туда,
– Полетим.
– Весной совьем себе гнездышко там.
Вспорхнули, улетели.
От слова до слова прослушала Ангара разговор двух чаек, и стало ей неспокойно, невесело. Красавец Енисей не выходил у ней из памяти, постоянно мерещился ей и ночью, и днем. Когда закатывалось багряное солнце, Ангара думала, что эти же лучи, которые огоньками скользят по ее взволнованной груди, будут играть и на зыбкой поверхности Енисея. Она чувствовала себя девушкой, всеми покинутой, обиженной, и решила во что бы то ни стало повидаться с Енисеем.
Вот какая она.
Но что делать со старым отцом? Не пустит он ее, не пустит. Сердитый и сильный он. Но желание встречи было сильнее страха перед отцом, и задумала она большую думу – решила бежать.
В одну беспросветную ночь, когда не тревожимый сармой Байкал крепко спал и не слышал, как в далеких горах переполнились дождевой водой все ручейки и реки, Ангара решила привести свой дерзкий план в исполнение. Собрала она все свои воды, напрягла все силы и бросилась в море.
Широкой лентой промчалась она вдоль всего Байкала, направляясь в сторону захода солнца. Проснулся старик, увидел, что дочь вышла из повиновения, взревел и начал громоздить свои валы. Услышали сыновья этот дикий рев отца и стали посылать ему на помощь свои свежие воды.
Но все было напрасно.
Ангара уже достигла противоположного берега. Обезумел старик, сорвал одну громадную скалу и со всего размаха бросил ею вслед убегавшей непокорной дочери своей. Высоко в воздухе поднялась скала и со страшным шумом и треском упала перед убегающей Ангарой, загородила ей дорогу. Напрягла Ангара последние силы, обошла скалу с двух сторон и уже одной широкой лентой понеслась через степи и леса, долины и болота, домчалась до красавца Енисея и слилась с ним.
Вот какая она!
Долго не мог успокоиться старик. Ревел, стонал, потрясал скалы, – так горько было потерять ему дочь; но никакие силы не могли уже вернуть ее к отцу.
Скала, которую старик бросил вдогонку дочери, стоит и до сих пор окруженная водой и называется «Шаманский Бык». На ней поселились злые духи – онгоны, и человек их боится. Люди бывают на «Шаманском Быке», приносят духам жертвы. Если кто заподозрен в краже или в другом дурном поступке, его ведут на эту скалу и заставляют принести клятву в том, что он невиновен. Только тогда верят ему. А коли кто обманет – горе тому. Онгоны жестоко накажут его.
Байкал дал приют всем духам, добрым и злым, распоряжается ими, поэтому и называется священным.
Вот какой он!
Кончил старик, улегся, покрылся, сомкнул глаза. А рус сидел и все думал. Вдруг старик встрепенулся.
Только давно это все было, – сказал он, – очень давно. Не помнили этого ни прадеды, ни деды. И солнце, может быть, не то было тогда, луна и звезды – не те; горы, леса, травы, люди и звери, может быть, были иные; водились и черные чайки. Старый Байкал все помнит, все знает, нет только такого человека на свете, которому мог бы поверить он тайны свои.