Назад Закрыть

КЕДРОВКИНЫ КЛАДОВКИ

Среди высоких гор, в светлом кедровом лесу жила птица Кедровка.

Если вы еще ни разу не видали эту птицу, то скажу вам, что собою она не больше галки, только иначе одета: сама темно-бурая и рябохвостая, вся как будто обсыпана снежинками, на клюв надвинута черная шапочка. За что она получила свое имя, вы, конечно, догадались: дом ее – в кедраче, а таежные орехи для нее – что для нас хлеб. Густо шишек на деревьях – у Кедровки праздник. Не уродились орехи – тогда беда.

В эту осень шишек было немного, и Кедровка забеспокоилась. По утрам облетала она свой лес, наблюдая, скоро ли орехи дозреют и не вредят ли окрестные птицы.

Однажды, в солнечный полдень сентября, она сшибла большую шишку, порхнула с нею на толстый сук, поудобней устроилась и крепким клювом отщелкнула несколько чешуй. Под ними, хитро поглядывая розовым глазком, таились орешки – каждый в своем гнезде. Кедровка нетерпеливо тюкнула один и нашла в нем белее налитое ядро.

Пора! – всплеснула она крыльями. – Пора приниматься за работу.

– Ра-ра-ра! – передразнила ее крикливая Сойка. – Чего надумала? Все тебе не сидится.

Кедровка ничего ей не сказала – болтушку не переговоришь – и, отлетев на другое дерево, принялась обмолачивать шишку. Но орехи она не дробила, а целыми прятала в мешочек под языком. Набирала, пока мешочек не отвис, будто крохотная авоська. С этой ношей Кедровка взвилась выше леса и полетела к темной каменной россыпи, что виднелась по склону горы. У края россыпи она стремглав упала с высоты на горбатый серый валун и замерла: не следит ли кто за нею? Потом неслышно юркнула в укромную щель и отсыпала из мешочка немного орехов. Рядом высмотрела удобную ямку – отсыпала еще. Порылась под кустом шиповника – спрятала и там. Когда мешочек опустел, Кедровка живо слетела на густую гриву, намолотила орехов больше прежнего и опять вернулась в россыпь. До самого заката она не присела отдохнуть.

И назавтра у нее было так же много работы. Сойка еще трезвонила подружкам утренние сплетни, а Кедровка уже на молотьбе – только шелуха летит. Орехи она брала ядреные, один к одному, и прятала повсюду: под камнями и валежинами, в расколах старых деревьев и в дуплах, под корнями упавших кедров, а всего чаще – во мху, на полянах. Иногда она уносила шишки целиком и так укрепляла среди веток, чтобы никакой ветер не сбросил.

– Смотрите на нее, смотрите, – трещала Сойка. – Видали такую жадину? Все носит, носит, все прячет, прячет. Куда ей столько? Вот жадина!

– Еще какая! – в один голос поддакнули ей подружки.

Длинноносая Желна – вся в черном, как монашка, – долбила по соседству сухую лиственницу.

– Хитрющая птица! – повертела она носом. – Себе на уме. Мы-то как живем? Что сегодня нашел, то и твое. Завтра еще найдешь. А она с утра до ночи впрок таскает. Неуж все съест?

– Жадина! Обжора! Кедровка-плутовка! – затараторили сойки.

Тропою поднимались на хребет люди – трое шли орехи добывать. Увидели Кедровку – и тоже ее осудили:

– Ишь носится, непутевая! Все шишки перепортит.

Кедровка молча работала. Ей просто некогда было обижаться. Только и оставалось времени, чтобы поесть немного и напиться из ручья. Зато богатели ее лесные сусеки, Всю кедровую гриву, ближние и дальние увалы, даже склоны гольда – самой высокой и недоступной горы – усеяла она невидимыми кладовушками. Не пугал ее и первый снег. Верно, по распадкам, северным склонам сопок он удержался, но на прогалинах, солнцепеках – растаял. Здесь Кедровка с прежним старанием прятала свои припасы.

А вскоре с гольца сорвался сердитый буран. Три дня дуло снегом. И надолго поселилась в тайге крутая сибирская зима. Пришла такая стужа, что ручьи и речки промерзли до дна, а деревья трескались от мороза. Скудно стало в лесу зверюшкам и птицам. Чтобы не ослабеть и не замерзнуть, они целыми днями искали себе корм, и все равно жили впроголодь.

Нахохлились, меньше болтали сойки. Сновала по деревьям озабоченная Желна, доставая из-под коры жучков, личинок. Как-то она нечаянно наткнулась на кедровую шишку, зажатую в изломе толстой ветки.

– Гляди, гляди! – удивленно вскрикнула Желна.

«Чему она там дивится?» – завертелись от любопытства сойки. Прилетели, зарятся: Желна орехи клюет. Ах ты, проныра! Это где же раздобыла? Скорей кинулись по сторонам – вдруг им тоже достанется. Шныряли недаром: то на одном, то на другом дереве попадалась шишка. Затевали шум-тарарам – шел дележ.

Нарядный молодец – дятел прытко взбирался на верхушку кедра, постукивал клювом, как молоточком. И тоже заметил в сучьях шишку.

Белка играла на солнце в серебристой шубейке. Мимоходом заглянула в маленькое ничейное дупло – ореховым духом понесло. Вот обрадовалась гостинцу!

Шустрый черноглазый соболишка охотился в россыпи. Ну как мог он, со своим нюхом, не причуять орехи в расщелине, под гранитной плитой, и не полакомиться?

Прикочевала стайка северных кедровок. Видно, голод погнал птиц от родных гнездовий. Туда, сюда метнутся: нет ли чего съедобного? Каждая про себя рассуждает: «Если бы я жила в этом лесу, куда бы орехи спрятала? Может в ту ямку, подле колодины? Или в те камни?». Спешит проверить – и точно, не обманывается.

Так многих птиц и зверюшек всю зиму подкармливали Кедровкины кладовки, и никто о ней не вспомнил, ни разу не сказал спасибо. Но Кедровка этого и не просила. Разве она собирала лесной урожай, чтобы ее восхваляли?

Еще не сошел снег и по ночам было морозно, когда Кедровка свила из веточек, вымостила пухом, шерстью, травинками теплое гнездо и высидела пять крохотных птенцов. Они дружно запищали, требуя кормежки. А где ее взять в холодном лесу, как не из тех же заветных тайников? К ним и спешила кедровка и приносила детям сладкие ядра.

Да все равно, сколь ни хороша была ее память, не смогла Кедровка выбрать все свои кладовушки. Следующей весной на полянах, по увалам проросли кедровые зерна, и начал подниматься из них новый веселый лес.


Евгений Евстафьевич Куренной